• «Бугония» (режиссер Йоргос Лантимос). Жесткий приговор человечеству, который вырастает из теории заговора и всеобщего сумасшествия.
• «Отец, мать, сестра, брат» (Джим Джармуш). Триптих о непростых отношениях между родителями и детьми.
• «Франкенштейн» (Гильермо дель Торо). Фильм, в котором человек и монстр меняются местами. Эпичная экранизация романа Мэри Шелли с новыми режиссерскими акцентами.
• «Дом динамита» (Кэтрин Бигелоу). Остросюжетный политический триллер о чиновниках из Белого Дома, которые сталкиваются с ядерной угрозой.
• «Крушащая машина» (Бенни Сэфди). Психологическая драма с Дуэйном Джонсоном, где внутренний мир героя важнее физической силы.
• «Завещание Энн Ли» (Мона Фаствольд). Напряженное повествование о женщине Нового Света, которая объявила себя реинкарнацией Иисуса Христа и основала движение шейкеров (христианская религиозная организация).
• «Кремлевский волшебник» (Оливье Ассайас). Нетривиальная попытка западного режиссера создать кино о России: с конца 1990-х до 2019 года.
• «Записная книжка режиссера» (Александр Сокуров). Документальный фильм основан на дневниках режиссера и охватывает период с 1957 по 1991 год. Картину представили вне конкурсной программы.
• «Голос Хинд Раджаб» (Каутер Бен Ханья). Документальная драма о пятилетней палестинской девочке, попавшей под обстрел израильских солдат. Основана на реальном телефонном разговоре, который произошел в январе 2024 года.
• «В руке Данте» (Джулиан Шнабель). Смесь исповеди и триллера о жизни Данте Алигьери, чей манускрипт попадает на черный рынок в современном Нью-Йорке.
• «Метод исключения» (Пак Чхан-ук). Жестокий и саркастичный южнокорейский триллер про мужчину, который стал жертвой безработицы и вынужден устранять конкурентов. Фильм вызвал восторг у критиков и набрал 100% положительных отзывов на Rotten Tomatoes.

Холодным летом 1816 года английская писательница Мэри Шелли стала участницей интеллектуальной игры. Находясь в компании своего мужа, поэта Перси Шелли, а также Джорджа Байрона и Джона Полидори, она сочинила историю про ученого, создавшего искусственного человека из фрагментов трупа. Когда сюжет оброс дополнительными деталями, на свет появилась не просто жуткая сказка, а первый научно-фантастический роман: «Франкенштейн, или современный Прометей».

Чудовище, которое становится врагом своего создателя, — часть мирового культурного кода. История Франкенштейна оказалась не менее популярной, чем миф о скульпторе Пигмалионе и его ожившей Галатее. Но если прекрасная Галатея символизирует мощь искусства и любви, то судьба Франкенштейна — зловещий и трагический урок, поднимающий больной вопрос об ответственности человека за свои изобретения. Неудивительно, что роман Шелли (или вариации на эту тему) экранизировали десятки раз. Новую версию, созданную Гильермо дель Торо, в мире ждали с нетерпением.

Режиссер отлично умеет вызывать сочувствие к монстрам и подсвечивать омерзительные качества «нормальных» людей. В фильме, как и можно было ожидать, «этическая пирамида» перевернута: ученый ведет себя как безумный тиран и самопровозглашенный бог, а его творение пытается пробудить в себе человеческое начало и явно страдает от собственного онтологического уродства.

Критики высоко оценили игру Джейкоба Элорди, боль которого даже внушительнее физических метаморфоз и невероятно эпичных пейзажей, окутанных атмосферной музыкой Александра Деспла. Режиссер отказался делать ставку на спецэффекты и нейросети: все должно было стать настоящим. Такой подход вызывает уважение. «Страсть сквозит в каждом кадре эпического переосмысления дель Торо. Это возвращение режиссера к своим корням в то время, когда у него есть навыки, чтобы превратить эти корни в нечто огромное и уникальное», — писал колумнист TheWrap Стив Понд.

Сегодня «Франкенштейн» Гильермо дель Торо неимоверно актуален хотя бы в силу своего предостерегающего месседжа. Весь мир живет в тревоге, а иррациональное способно брать верх над рассудком и гуманизмом. В этом смысле высказывание режиссера звучит в унисон с лучшими текстами Рэя Брэдбери и «Колыбелью для кошки» Курта Воннегута. Увы, чем более развито человечество, тем выше риск сотворить неуправляемого голема — либо самим превратиться в чудовищ.

Впервые Венецианский кинофестиваль прошел 93 года назад, в августе 1932 года. До 1946-го главной наградой был Кубок Муссолини, потом его сменил «Золотой лев». Первой представленной в Венеции картиной стал хоррор «Доктор Джекилл и мистер Хайд». Актер Фредрик Марч, сыгравший обоих главных персонажей, затем получил премию «Оскар».

В 2025 году Венеция в который раз отличилась обилием картин на женскую тему в разных ее проявлениях. Несколько фильмов были «заряжены» феминизмом: среди них «Завещание Энн Ли» Моны Фаствольд, где Аманда Сайфред играет основательницу радикального движения шейкеров. Экстатические танцы, бунт против вторичности женщины по сравнению с мужчиной, принятый целибат и выход за рамки патриархальных правил — все это складывается в единый киноманифест, который может быть воспринят по-разному. Критик Питер Брэдшоу отмечал, что гротескно-истеричная тональность фильма не отменяет сути авторского посыла: к героине и ее действиям стоит попробовать относиться серьезно.

Другим подходом к образу женщины отличилась картина Бенни Сэфди «Крушащая машина». Ее можно трактовать как некий мужской «реванш», но эта интерпретация была бы, пожалуй, слишком примитивной. В сюжете мы видим бойца смешанных единоборств Марка Керра (его играет Дуэйн Джонсон), который постепенно сдает позиции на ринге. На спортивную драму нанизывается глубоко личная, поскольку дома спортсмена «пилит» его токсичная жена в исполнении Эмили Блант, ставшая, по выражению критика Джордана Минцера, «взлетно-посадочной полосой его карьеры» и его же «ахиллесовой пятой».

Нетрудно догадаться, что «крушащая машина» в этом кино — вовсе не Джонсон с брутальным лицом и исполинскими кулаками (во всяком случае, не только он). Драма, в которой живет Керр, не толкает его к насилию, и в целом главный герой предстает перед зрителем как сложный и рефлексирующий человек.

Препарируя категории мужского и женского, представленные на фестивале режиссеры проявили живой интерес к античности. В глубоко экспериментальном «Орфее» Вирджилио Виллорези оживает осовремененный миф об Орфее и Эвридике: молодой пианист влюбляется в балерину и, когда та исчезает, следует за ней в другое измерение, находящееся за гранью жизни.

Еще одним высказыванием с древнегреческим бэкграундом стала «Горгона» дебютантки Евы Калогиропулу. В центре сюжета — не Медуза, которую одолел Персей, а весьма радикальная феминистка Мария, способная убивать мужчин взглядом (а если надо, то и расстреливать их). Режиссер назвала свое произведение «любовным письмом» фильмам, которые ее вдохновили. Преемственность между картиной и реальным сюжетом о Горгоне очевидна разве что на уровне локации: постапокалиптическую дистопию снимали в районе греческого города Элевсиса недалеко от Афин.

Тема справедливости актуальна в любую эпоху. В секции Venezia Spotlight представили работу болгарина Стефана Командарева «Сделано в Евросоюзе». Получилось острое и злободневное высказывание, направленное против современного капитализма,  — но не карнавально-веселое (как «Треугольник печали» Рубена Эстлунда), а куда более мрачное.

Женщине по имени Ива приходится работать по 14 часов в сутки, чтобы приносить прибыль итальянскому работодателю — бизнесмену из модной индустрии. Весь смысл ее отчужденного труда — шить одежду с лейблом Made in EU: все идет строго по Марксу.

Густой мрак трудовых отношений усугубляется коронавирусом, которым заражается Ива, после чего ее начинают травить соседи. А источником заразы оказывается тот самый итальянец, владелец фирмы. Так вирус становится синонимом угнетения и разрастается до уровня большой метафоры. Кино завершает гимн ЕС на музыку Бетховена, и эта «Ода к радости» — максимально допустимая степень сарказма.

Особое внимание критиков привлекла фантасмагоричная «Бугония» Йоргоса Лантимоса — триллер о классовой ненависти и о нарастающем хаосе, который невозможно взять под контроль. Пасечник Тедди (Джесси Племонс) строит теорию заговора и верит, что глава фармкомпании Мишель (Эмма Стоун) является инопланетянкой. Трагизм в том, что это не предел безумия. Размышления о судьбах мира иллюстрирует массовое вымирание пчел, которых Тедди считает самыми совершенными созданиями. Последуем ли мы за пчелами? Судя по кино, давно пора.

Эстетика фильма во многом построена на выразительном освещении и не менее выразительном саундтреке. Масштаб затронутых режиссером проблем напоминает и о пророчествах средневековых астрологов, и об эсхатологических предсказаниях начала прошлого века — вспомним Освальда Шпенглера с его «Закатом Европы». Лантимос беспощаден и явно не оптимистичен.

Не обошлось, разумеется, без политики. Оливье Ассайас решил прикоснуться к российским реалиям. Основой фильма «Кремлевский волшебник» стал одноименный роман политолога Джулиано да Эмполи, который претендовал на почетную Гонкуровскую премию. Центральное место в сюжете занимает знаменитый политтехнолог Вадим Баранов, прототипом которого стал Владислав Сурков (его играет Пол Дано). Он рассказывает писателю (в исполнении Джеффри Райта) о жизни в России начиная с 1990-х.

Раскрывать сюжет не будем, — при желании посмотрите фильм сами. Отметим лишь, что роль Владимира Путина сыграл Джуд Лоу, а еще в картине есть значимые фигуры российской политики. Несмотря на некоторый историзм, персонажи, как и диалоги, являются вымышленными. Это отдельно вынесено в титр, который предваряет саму ленту Ассайаса.

 Выход фильма прокомментировали и в пресс-службе российского президента. Там «Кремлевского волшебника» еще не смотрели, но отметили, что подобный фильм закономерен. Владимир Путин, по словам Дмитрия Пескова, является «одним из самых опытных, самых успешных мировых лидеров на земном шаре, мировым лидером, влияние которого на мировые дела трудно переоценить».

Если верить отзывам, кино не является сатирой — скорее, наоборот. Зрителю показывают иррациональных русских, которые способны нетривиальными решениями обыгрывать Запад.

При этом в «Кремлевском волшебнике» хватает и визуальных ляпов, и ярких «клюквенных» атрибутов, типичных для западного кинематографа — начиная с черной икры и заканчивая баней.

По мнению кинокритика Тамары Ходовой, написавшей рецензию для Forbes, у создателей получилась «фантасмагория, в которой смешаны бурная фантазия автора, исторические факты, конспирологические теории и домыслы, — этакий кремлевский Дэн Браун». В любом случае вылазка Ассайаса на территорию загадочной России достойна внимания как явление современной культуры. 

Международный фестиваль в Венеции считается одним из самых престижных — наряду с Каннским, Берлинским и Московским. Для мастеров кинематографа это важная проверка на прочность. Мнением о специфике и значении мероприятия с Финуслугами поделился кинокритик и лектор Даниил Ляхович.

«Подчеркну, что это не только статусный, но и старейший из мировых кинофестивалей. Специфика Венеции в том, что там существует кинорынок: показы открыты для публики, на них продаются билеты (в отличие, скажем, от Канн), — отметил эксперт. — И если Каннский фестиваль специализируется на поисках нового киноязыка, то Венеция традиционно делает акцент на громкие мировые премьеры, в том числе американские».

В числе признанных киношедевров, которые выигрывали награды в Венеции, критик выделил следующие картины:

• «Расемон», 1950 год, режиссер Акира Куросава.
• «Слово», 1955 год, режиссер Карл Теодор Дрейер.
• «В прошлом году в Мариенбаде», 1961, режиссер Ален Рене.
• «Иваново детство», 1962 год, режиссер Андрей Тарковский.
• «Возвращение», 2003 год, режиссер Андрей Звягинцев.

Венецианский фестиваль уделяет большое внимание Востоку (в частности, азиатскому кино) и развивающимся странам. Представленный в этот раз спектр «незападных» фильмов получился интересным, хотя и не очень обширным: помимо вышеупомянутого «Метода исключения» и документального «Голоса Хинд Раджаб», критика писала о «Песнях забытых деревьев» индийской дебютантки Анупарны Рой. В целом же отказ от европоцентризма выглядит логично, поскольку это мощный мировой тренд.

«Как раз в этом году азиатских фильмов в Венеции немного, хотя они есть. Интерес к ним существует, и он не нов. С 1980-х стало появляться много японского и китайского кино. Теперь мы наблюдаем триумф корейских фильмов,  — отметил Даниил Ляхович. — Это закономерно, поскольку индустрия этой страны сделала огромный шаг вперед и уже является более развитой, чем на исторической родине кинематографа. Показательно, что в Южной Корее продается больше билетов в кинотеатры, чем во Франции — хотя население последней гораздо больше. Активно развивается и ближневосточный кинематограф, прежде всего иранский: буквально в этом году “Простая случайность” Джафара Панахи получила главный приз в Каннах».

Открывая мир заново, кино меняется. Вероятно, новые витки этой эволюции будут происходить прямо на наших глазах. Как говорил Андрей Тарковский, «По существу, что такое фильм? Это мозаика из времени».